Враг

22.06.2020, РИА Пензенской области, Нижнеломовский район. Людмила Саляева. Я знала о нём всё. А в момент Ч не распознала…

Он – возмутитель мирового спокойствия. Он – на сегодня враг № 1 человечества. Он – бич Божий. Он – это коронавирус под именем COVID-19, который сжирает людей уже несколько месяцев и всё никак не подавится.

«Комсомолка» с самого начала пандемии стала выходить со спецвыпусками о новой напасти в каждом номере. Я прочитывала их от «а» до «я». И считала себя предупреждённой, а значит, вооружённой. Я его не боялась, чем вызывала недовольство внука. Я мыла руки с мылом, промывала нос, избегала контактов и старалась поддержать наших читателей своим шутливым фото в противогазе на рабочем месте и шутками о коронавирусе и самоизоляции из интернета. Я даже стала работать на удалёнке, приходя в редакцию по понедельникам с готовыми материалами, чтобы завершить очередной номер и спланировать другой. (Это, собственно, и спасло впоследствии мой коллектив от заражения.)

Но враг оказался хитрее и проворнее меня!

…Перед майскими праздниками позвонил из Москвы брат:

– Хочу приехать в Ломов. Вы не боитесь?

– Боимся, – честно сказала я.

– Да ладно… Скоро будем шарахаться друг от друга, – но услышал моё «боимся» и отказался от поездки, чему я была рада, хоть и ужасно хотелось увидеться.

А спустя пару недель он поставил меня перед фактом: «Мы едем в Ломов», – гласила эсэмэска. Не выдержал самоизоляции на одиннадцатом этаже, когда даже в близлежащую рощу нельзя было выйти: полиция дежурила. Да и матери надо было помочь вскопать огород.

В душе шевельнулось тревожное чувство…

16 мая брат с дочкой прибыл в Ломов. Днём копал огород в Кривошеевке, вечером приходил ко мне. За ужином сидели с рюмкой. И хоть я не любительница спиртного, но на этот раз активно поддерживала брата. (Возможно, эта невольная профилактика несколько ослабила действие поселившегося во мне непрошеного квартиранта…)

Он обнаружился на шестой день коротким лёгким покашливанием, словно проявлением аллергии на что-то, которое в тот же день и прекратилось.

– Коронавирусная что ли? – пошутил брат.

– Если только от тебя подхватила, больше не от кого…

А дальше была поездка в Пензу к сыну. На шашлыки. На даче было холодно, а я была легко одета: синтетическая блузка и лёгкая ветровка. Замёрзла.

И когда через два дня почувствовала недомогание, подумала, что простыла. Температура держалась пару дней 37,2 – 37, а потом пришла в норму. По собственному желанию я стала принимать полиаксидоний, а по совету доктора – арбидол. Ни соплей, ни першения в горле, ни головных болей, ни ломоты в костях и мышцах! Прям как в анекдоте: «Утром проснулся, голова не болит, насморка нет, температуры нет, дыхание свободное… (И правда, свободное!!! – Л. С.) Ну, думаю, труба мне: явно признаки бессимптомного коронавируса». Но… появилась слабость в ногах, лоб покрывала испарина. И, ах, да: пропал нюх! Ну так он всегда пропадает при простуде. В понедельник ушла на больничный. А в четверг, к моему немалому удивлению, КТ показала воспаление с поражением 25 процентов лёгких! Без кашля и температуры! В диагноз не верилось.

Доктор прописал лечение дома. (Дома лечатся все, у кого до 25 процентов поражения.) Однако два антибиотика в виде таблеток и капли в нос «Гриппферона» оказались бессильны перед невидимым врагом, активно взявшимся за мои лёгкие. Уже через день температура подскочила до 39,2. Пять дней я сбивала её по три раза в сутки. Перестала есть. Мне стало трудно доходить до туалета, ноги тряслись от слабости. Я только пила несладкие отвары трав с протёртым через сито шиповником. Зачесались запястья рук: это подскочил сахар. На шестой день доктор велел пройти КТ во второй раз. Состояние было уже таким, что я реально чувствовала присутствие где-то поблизости смерти. Началась одышка, силы покидали. Голова была постоянно мокрой от пота, словно на меня вылили ведро воды. Повторная КТ показала 50 процентов поражения лёгких.

– Повезём вас в Пензу, – сказал доктор.

Вернулась домой дожидаться «скорой», а внук, пока была в больнице, уже собрал сумки.

О чём думалось в тот момент, когда дыхания не хватало и не было ни сил, ни желания отвечать на телефонные звонки? О вечном. О том, что уйду неподготовленной: без покаяния и причастия, без соборования, без церковного напутствия. Это удручало больше всего. Поэтому в «скорой» мысленно просила Бога принять исповедь напрямую, без посредничества священника. Написала эсэмэски брату и сыну с наказами, на что получила ответы: «Это что за хрень?!». Внук на наказы тоже отреагировал своеобразно: «У тебя в телефоне диктофон. Приедешь в больницу, всё продиктуешь». Однако записал, в каком платье меня положить.

Но мне повезло. Благодаря моему доброму доктору я попала не в четвёртую городскую больницу на Шуисте в Пензе, куда меня первоначально определили и где даже тяжёлые больные из-за нехватки мест лежали в коридоре, а в Ким – Пензенский областной клинический центр специализированных видов медицинской помощи. Конечно, к этому времени уже был выработан алгоритм лечения коронавирусных больных, но одно дело, когда тебя лечит терапевт, а другое – врач-инфекционист… И одно дело – обычная больница, скажем, «оптимизированная» земетчинская, куда попала моя ломовская приятельница, и совсем другое – специализированная современная клиника.

И началась борьба с врагом не на жизнь, а на смерть. Последняя продолжала дышать мне в затылок. Она забирала остатки сил. Она душила спазмами в горле и не давала вдохнуть воздух полной грудью. Паника от нехватки дыхания только усугубляла ситуацию. Спасала кислородная маска. К слову, когда я шла с сумками к своему инфекционному боксу, стоявшие напротив моей двери три молодых человека нерусской национальности, посмотрев на меня, шарахнулись в сторону: видок у тётки был ещё тот!

Вскоре я поняла, почему умирают те, у кого сахарный диабет, гипертония и прочие хронические болячки. Лечение от коронавируса и его последствий настолько агрессивное, что даже у людей, не болеющих сахарным диабетом, подскакивает уровень сахара в крови. А капельница вызывает гипертонический криз. У моей соседки по палате, гипотоника с «родным» давлением 100 на 70, после первой капельницы давление подскочило до 170 на 100! Она потеряла сознание. У меня поднялось до 160 на 90. У обеих повысился сахар. Всё это усугубляло течение пневмонии. А тут ещё панические атаки. Я не боялась умереть, я верующая и подхожу к этому с православной позиции. Но было страшно, КАК буду умирать. Тяжело задыхаться? К тому же будучи в сознании. А тут ещё эти панические атаки. Откуда-то из глубин организма поднимается неконтролируемый страх. Страх смерти? Мысли скачут не пойми как: с одного предмета на другой, и ты не можешь ими управлять, и никакие молитвы не в силах остановить эту безумную пляску разума. У соседки паническая атака достигла того, что она среди ночи собралась бежать куда глаза глядят из нашего двухкомнатного бокса. Из которого, кстати, имелся свободный выход на улицу, через который мы ходили на кардиограмму на другой этаж и на компьютерную томографию. И через который, миновав коридор-туалетную с унитазом, раковиной и душем, какая-то бабка запёрлась в наш бокс – «красную зону», ища приёмное отделение! (Медперсонал входил из общего коридора, через буферную.)

Но самым мучительным было – рвота. Выяснилось, что кроме лекарства от малярии, гидроксихлорохина, вызвавшего неоднозначное отношение к нему медиков во всём мире, нас лечили и «химией». Перед этой то ли рукотворной, то ли летучемышиной заразой одни антибиотики были бессильны. От выматывающей организм рвоты спасали утренние и вечерние уколы от тошноты.

Выздоровление шло каким-то шахматным порядком: день полегче, день плохо. Вставала только поесть (тут же заливал пот) и в туалет (несколько шагов в соседнее помещение вызывали дрожь в ногах).

Болезнь со дня проявления кашля длилась у меня 27 дней, на 14-й из которых я попала в стационар, где провела ровно две недели (другие лежат и по месяцу.). Плюс пять дней инкубационного периода. Никто в семье ни от меня, ни от брата, слава Богу, не заразился. Но за это время я потеряла близкого человека. В те же дни от той же внебольничной пневмонии лечилась моя приятельница, начальник цеха ликёроводочного завода З. И. Сомкина, у которой дошло до 70 процентов поражения лёгких. Она сначала тоже думала, что простыла, оставаясь дома… Кстати, вирус действует на психику: он притупляет бдительность человека, заставляет думать, что ничего опасного в таком состоянии нет. Подумаешь, температура 37,2!.. Моя приятельница, всегда тщательно следившая за своим здоровьем и ругавшая меня, что редко сдаю кровь на сахар, пала жертвой коварного врага. А хронические болезни довершили чёрное дело. Пензенский госпиталь оказался бессилен… (Умерли и две мои знакомые 1962 и 1963 годов рождения.)

Кто-то, прочтя материал, скажет, что во время болезни, возможно, я поддалась панике. Но при выписке врач была откровенна: «Я вас поздравляю, вы молодец! При ваших хронических заболеваниях сумели “выпрыгнуть”…».

Что ещё сказать о коронавирусе и ситуации вокруг него? Но это моё личное мнение. Пандемия показала, что Россия поторопилась с оптимизацией в здравоохранении. А ещё я не верю в официальную статистику и не понимаю, перед кем мы стараемся выглядеть иначе, чем есть на самом деле. Почему делаю такие выводы? Смотрю на ежедневные оперативные сводки по ковиду и сравниваю их с теми очередями на КТ, которые видела собственными глазами и слышала вердикты специалистов практически каждому стоявшему в очереди: «У вас пневмония». Однажды обследование страждущих в Ломове закончилось… в восьмом часу утра! А оперативные данные бодренько констатируют: «В Нижнеломовском районе 1 заразившийся». Интересно, тем единственным заразившимся в тот день была я, моя соседка по палате из Ломова или кто-то из нескольких ломовских пациентов, оказавшихся вместе с нами в Киме? А другие нижнеломовцы лежали в четвёртой городской, в областной больницах, в Ломове, в Земетчино, лечились по домам…

И ещё я уверена, что коронавирус – наказание Божие всем нам, живущим на планете, которую мы превращаем неизвестно во что. И сами превращаемся неизвестно в кого. Пороки возвели в добродетели и отстаиваем их с помощью законов. Чёрное называем белым, а белое – чёрным.

Нас можно вернуть на путь истинный только катаклизмами. Например, войной, как это уже было в 1941-м: наказание за отступление от Бога и людоедскую политику. Или вот такими язвами. Чтобы наконец задумались. Чтобы вспомнили о Боге и о своём истинном предназначении.

…Я всё ещё на больничном. Две недели буду продолжать лечение. Анализы крови после выписки повергают в уныние. Теперь восстанавливаю весь организм, пострадавший от «короны». Пью по 23 пилюли в день, плюс бифидумбактерин, плюс грудной отвар № 4 три раза в день и столько же – самодельное лекарство для лёгких из сока алоэ, сливочного масла и мёда.

И благодарю Бога, что не дал уйти без покаяния, что сохранил жизнь. Что услышал молитвы тех, кто молился за меня. Думаю, свою роль сыграло и то, что я участвовала в Крестном ходе против коронавируса и делала прививку от гриппа.

А ещё хочу сказать огромное спасибо подлинным героям нашего времени – медикам: врачам, медсёстрам и медбратьям, санитаркам, администрации лечебного учреждения. Отношение в Киме к пациентам – самое хорошее! Медработники появлялись в палате как добрые ангелы, в странном, чуть ли не космическом одеянии, изнемогая от духоты и пота. Условия в больнице – отличные. Питание – замечательное. В декабре у меня юбилей. И второй тост обязательно будет за врачей!

А теперь моё обращение к вам, дорогие земляки! Опасность, увы, не миновала. Не обольщайтесь пресловутым «плато». Не теряйте бдительности. Не пренебрегайте масками, соблюдайте дистанцию! Поверьте, он сильнее многих из нас и, чтобы подселиться к нам, обязательно воспользуется нашим промахом, а затем уж и нашими слабыми местами.

Всем здоровья, и дай Бог силы тем, кому сейчас особенно трудно, кто ведёт неравный бой с врагом № 1.

P. S. Анализ крови, сданной братом в Москве, подтвердил наличие антител. Это он был носителем вируса. И из-за чувства вины больше других страдал от того, что я заболела.